Молодой человек вновь пожал плечами и пошёл дальше. Он думал о Городе. Если выйти завтра на рассвете, то к вечеру он доберется до места...
Молодой человек не сразу сообразил, что идёт уже довольно долго, а коридору нет конца. Более того, за время пути молодой человек машинально сворачивал пару раз в какие-то ответвления и теперь весьма смутно представлял, как отыскать дорогу обратно.
Но одно было совершенно очевидно: внутри мотель был гораздо более вместительным, чем казался снаружи. А пройдя вперёд ещё сотню метров, молодой человек обнаружил лестницу, уводящую вверх, хотя мог поклясться, что снаружи мотель выглядел одноэтажным. Преодолевая внутреннее сопротивление, он поставил ногу на первую ступеньку. К его всё возрастающему ужасу, за вторым этажом был третий, потом четвертый, пятый...
Словно завороженный, молодой человек все шёл и шёл...
На лестничной площадке семнадцатого этажа ему встретился прилично одетый мужчина, который с тоской глядел в глубину лестничного пролёта. В руках он держал зажжённую сигарету, и, судя по тому, как приплясывал в полутьме огонёк, руки у него порядочно дрожали.
– Плевал я на Город! – безапелляционно объявил мужчина и судорожно затянулся. – Да его, наверное, и нет вовсе! Так, сказочки для слабонервных.
Мужчина действительно плюнул в сумрак лестничного пролёта, сосредоточенно проследил за результатами своего нехитрого эксперимента и вдруг сел на ступеньки и заплакал. Молодой человек неуверенно улыбнулся, он совершенно не представлял, как надо себя вести в подобных обстоятельствах.
Мужчина всхлипнул пару раз, затем встал и почти весело улыбнулся:
– Ну, бывай!
Прежде чем молодой человек успел хоть как-то отреагировать, мужчина словно растворился в сумраке коридора.
Молодой человек потерянно поблуждал по коридорам семнадцатого этажа, обнаружил ещё две лестницы, уводящие вверх и вниз, и к какому-то моменту понял, что окончательно заблудился. Навстречу ему попадались разные люди, они все постоянно говорили о Городе. Но никто из них в нём никогда не был!
Уже совершенно не сознавая как, молодой человек попал в огромный зал, где стоял бесконечный великолепно сервированный стол, а за ним сидело множество незнакомых или полузнакомых, а может, просто забытых людей. Все сидящие как по команде повернули головы и посмотрели на вновь прибывшего. А из-за дальнего конца стола поднялся радушно улыбающийся хозяин мотеля с бокалом искрящегося шампанского в руке и громко произнёс:
– Ну вот, теперь мы все в сборе. Так поднимем же бокалы за Город и за тех, кто всегда в пути!
Молодой человек растерянно улыбнулся, в руке его неизвестно откуда появился бокал. Какое-то мгновение он колебался. Что-то подсказывало ему, что это шампанское пить не стоит.
Но, поймав на себе насмешливый взгляд хозяина мотеля, молодой человек решительно одним глотком осушил бокал до дна...
А на следующий день, ближе к вечеру, у порога мотеля остановился другой молодой человек:
– Далеко отсюда до Города?
– До Города далеко, а ночь близко.
– Я надеюсь, в вашем мотеле найдется свободная комната?
– Вам повезло. Как раз сегодня освободилась... одна.
Антон стоял на холме, а перед ним действительно был город. И, о чудо, в нём жили люди! И лишь приглядевшись, Антон с ужасом осознал, что это не люди. По городу бесцельно и обречённо слонялись зомби…
«Господи! Опять!!! За что?! – Антон помотал головой, силясь сбросить наваждение. – Этого не может быть! Ведь я только что был в недрах АС. Это наверняка очередная иллюзия. Вот ещё немного, ещё одно усилие и иллюзии растают...».
Неужели вновь метания по странным территориям, больше напоминающим химерные декорации к фильмам экспрессионистов 30-х годов. Ведь он вспомнил теперь своё прошлое! Но только вот вопрос, как это всё стыкуется с настоящим?
Антон побрел по улице городка, который он теперь знал, как свои пять пальцев, а перед мысленным взором возникал другой город...
...днём на улицах города было пустынно и почти безопасно. Конечно, можно было нарваться на патруль «белых касок» или сдуру напороться на вконец ошалевшего обывателя, готового стрелять длинными очередями даже по собственной тени. Но это были ещё цветочки, а вот после наступления комендантского часа одновременно с темнотой на город наползала волна животного ужаса, подминавшего под себя остатки разума и диктующего совсем иные правила и нормы жизни...
Всему виной генератор!
КАКОЙ ГЕНЕРАТОР?!
Гольдберг очумело потряс головой, очертания города стали зыбкими...
Антон неприязненно оглянулся вокруг. Он ненавидел этот Город. Вязкий, приторный и надоедливый, как сладкое блюдо в конце званого ужина. Когда все гости уже наелись и изрядно выпили, когда тяжёлая голова и полный желудок взывают к совести того, кто еще пару часов назад гордился своей приверженностью к здоровому образу жизни.
И Город платил ему тем же. Антон постоянно ощущал спиной обманчиво-сонный взгляд тысяч глаз, неотступно следящих за ним из-под припухших бессонных век, где бы он ни находился и что бы он ни делал.
Иногда Антон не выдерживал и, резко обернувшись, смотрел прямо в лицо Городу. Но тот всегда делал вид, что дремлет.
Сколько лет уже Антон пытался вырваться из-под власти этой засасывающей безысходности. Но Город, опутавший его паутиной невидимых связей, дел, конфликтов, привычек, обязанностей и ещё бог знает чего, словно сытый кот, играющий с совершенно одуревшей от страха жертвой, то чуть отпускал от себя, то вновь властно ставил на место.
Но теперь терпение Антона, наконец, иссякло, и он решил... уничтожить Город. Оставалось совсем немного: воплотить задуманное.
«Ерунда, – подумал Антон, – если он столько лет пользовал меня, как последнюю половую тряпку, то неужели наша связь столь односторонняя?!!»
Антон уверенно перешёл улицу и нырнул в хорошо знакомый подъезд.
– Это ты? – окликнула его из кухни женщина, с которой Антон вот уже год пытался взлелеять некий совместный плод, единственно возможный на данном этапе их жизни – иллюзию взаимной необходимости. Плод, изначально хилый, хирел с каждым днем. В этом Городе иллюзии не выживали.
– Нет, – буркнул Антон, – это моя тень.
– Ну, раз тень, – равнодушно откликнулась женщина, – то, надеюсь, она обойдётся без ужина?
Антон взял в холодильнике банку пива и плюхнулся в кресло перед телевизором.
«Ненавижу», – думал он, наблюдая за новостями дня, где Город представал во всей красе: насилие, грязь и демагогический противовес из розовых обещаний на будущее.
Ночью Антон внезапно проснулся. Рядом спала женщина. Рельеф её тела, явственно обозначенный под тонкой простыней, почему-то напомнил Антону Город с его хаотичной планировкой, основным принципом которой служило отсутствие здравого смысла. Женщина вздохнула во сне и повернулась к Антону спиной.
Гольдберг прошлёпал босыми ногами на кухню, взял бутылку бренди и стал пить прямо из горлышка, пока обжигающая жидкость не заполнила его, казалось, до краёв, просочившись из глаз мутными злыми слезами.
Внезапно словно что-то лопнуло в мозгу Антона. Яркий ослепительный свет высветил в подсознании такие закоулки, что Антона захлестнул страх, но в следующее мгновение он ясно увидел, как можно уничтожить Город. Всё было до безумия просто! Как во всяком сложном, но едином организме у Города был узел, где сплетались все нити. Нити сил подспудных, доминирующих и определяющих его существование, хитросплетение, удерживающее в равновесии призрачное статус-кво. И чтобы разрушить это хрупкое равновесие, достаточно было лишь вынуть камень в соответствующем месте...
Антон целеустремленно продвигался по совершенно пустым в этот час улицам к той заветной точке, в которой находилось сплетение всех силовых линий Города.
Ненависть, бурлящая в душе Гольдберга, медленно и необратимо приобретала черты некой фиксированности и предопределенности, неосознаваемого раннее предназначения.
«Я иду!» – Антон, словно сомнамбула, вышел на середину центральной площади, закрыл глаза и, опустившись на колени, стал шарить дрожащими руками по брусчатой мостовой. Ломая ногти и раздирая пальцы в кровь, он, наконец, выковырял из мостовой крохотный невзрачный камешек и встал во весь рост – может, впервые за долгие годы. И в ту же секунду Город содрогнулся. В разных концах его одновременно вспыхнули пожары, из канализационных люков хлынули нечистоты. Город заполнился криками и воем. Люди высыпали из домов на улицы. Раз за разом по Городу прокатывались судороги. Несколько наиболее ветхих домов с грохотом осело, взметнув к небу щупальца дыма и пыли. Полураздетые обезумевшие люди, словно рвотная масса, хлынули прочь из Города.
Тело Города забилось в конвульсиях, разбрызгивая вокруг нечистоты, горящие ошметки и бесформенные куски бетона. А затем, после одного из самых сильных толчков, Город рухнул, словно карточный домик.
Пожары, залитые водой из разрушенных коммуникаций, мгновенно угасли. Город испустил последний тяжкий вздох, выбросив в небо тяжелые струи пара. И в этом вздохе Антону почудилась... благодарность.
Антон Гольдберг остался стоять в центре апокалипсиса совершенно один.
«Господи, – растерянно подумал Гольдберг, – я ведь не знал... я не ожидал... не думал... что... смогу... что это будет иметь такие результаты...»
Антон неожиданно вновь упал на колени и заплакал.
Но город не встал из праха...
Это был лишь остаточный бред...
(…остатки бреда?..)
...но они помогли припомнить, откуда Антон попал в Зону. И почему.
Ведь на самом деле...
23. Level 1. Возвращение – Вариант 2
Ночь.
...изредка небо пропарывают электрические разряды...
С пригорка бесшумно спускается грузовик...
...при очередной вспышке видно, что кабина его пуста, а кузов забит штабелями запаянных гробов.
...начинается выброс...
...гробы разлетаются в разные стороны, часть гробов раскалываются, оттуда выпадают покойники…
Догорают остатки грузовичка, стихает выброс... Медленно начинает светать.
Внезапно один из лежащих стонет и открывает глаза...
– Меня зовут Антон Гольдберг, – произносит он охрипшим, но вполне ясным голосом. – Я знаю, кто я и что я должен теперь делать. Теперь я помню всё! Я помню, с чего и как всё это началось. Я помню Город...
Конец первой части
Часть 2.
Город (Затмение)
Смерть и холод! Хорошо бы
С диким визгом взвиться в высь
И упасть стремглав в сугроб,
Как подстреленная рысь.
И выглядывать оттуда,
Превращаясь в снежный ком,
С безразличием верблюда,
Занесенного песком
Саша Черный «Нирвана»
Утром, когда он прозвучал в первый раз, никто не обратил на него внимания. Днем он повторился, но те, кто его услышал, не придали этому никакого значения. Вечером он прозвучал в третий раз.
А ночью из города ушли все мальчики. Все до единого: от только начавших ходить до достигших той зыбкой границы, переходя которую мальчик становится мужчиной. Ушли все!
Город опустел, словно выпотрошенная куриная тушка. Ветер беззлобно гнал по пустынной улице обрывки газет, измятые бумажные стаканчики...
Город словно вымер, хотя там еще оставались люди. Город затаился и ждал, но люди знали, что ожидание напрасно.
Не было отчаянья и безумных попыток что-либо исправить. Была лишь печаль и покорность.
В предрассветной промозглой мгле смутно вырисовывались громады многоэтажных бетонных коробок, тупо пялящихся слепыми черными провалами окон на пустынные улицы. Света нигде не зажигали. А в каждом провале можно было угадать одну или две тени, застывшие в безмолвном ожидании. Безмолвном и бессмысленном. Одинокий уличный пес, устало дотрусив до центральной площади города, сел и, запрокинув голову, завыл...
И город ответил ему жутким многоголосым воем.
И вспыхнул свет в окнах, и распахнулись двери, и люди высыпали на улицу...
Но было поздно.
Глава 1.
Говорят, что агония Города началась в тот день, когда из него за одну ночь исчезли все дети.
А теперь Город горел. Просто оторопь брала от осознанья того, что в этих каменных джунглях что-то столь долго, упорно и мучительно может гореть. Днем и ночью! Вторую неделю подряд... А ещё этот, ставший уже нестерпимым, смрад горящей человеческой плоти. Этот запах не могла перебить даже удушливая вонь плавящегося пластика. Ночью от нескончаемых пожаров было светло, как днём, а днём из-за туч пепла, зависших над городом, постоянно казалось, что беременное небо никак не может разродиться ублюдочным рассветом.
«Хоть бы дождь пошёл, что ли, – вяло подумал Антон, равнодушно глядя из окна на агонизирующий город, – может, тогда этот паскудный запах хоть немного ослабнет...».
Но пока смрад горелой плоти безраздельно главенствовал и над вонью гниющих у каждого подъезда исполинских куч мусора, и над непередаваемым амбре давно неработающей канализации. Не говоря уже о сладковато-приторном, почти нежном, аромате свежей человеческой крови…
Щёлк!
Тьма манила, бездна звала. И нужно было всего-то лишь переступить незримый барьер – грань – отделявшую его от...
Щёлк!..
Антон нагнулся, порылся в сумке, стоящей на полу у его ног, и извлек на свет божий бутылку пива. Последнюю.
Пиво было тёплым и, похоже, начало уже подкисать.
«Сегодня придется выйти на улицу, ¬– подумал Антон, отрешённо наблюдая, как на бутылке резвятся багровые блики. – Без жратвы я бы ещё протянул, а вот без выпивки… А если ухлопают, так и к лучшему. Слишком уж затянулась эта агония. И моя, и города...».
Антон ещё порылся в сумке и нашарил пригоршню патронов.
«Семь. Не густо, – он достал из кармана револьвер. – Шесть в барабане и один в кармане. Не густо! – поднял с пола сумку и перевернул её кверху дном.
На пол с веселым звоном упало пару монеток.
«Вот уж воистину бесполезней предметов нынче не сыщешь», – Антон лениво наподдал монеты ногой, и они, обиженно позвякивая, отлетели в дальний угол комнаты. И затаились там, зло поблескивая на Антона своими кругленькими самодовольными тельцами. Рядам с ними валялся грязный истоптанный настенный календарь, идиллический зимний пейзаж,: ёлочка, снежок и... число. Две тысячи тринадцатый год.
Из сообщений местной прессы (отпечатано на ризографе тиражом 15 тыс. экземпляров)
…нет никаких оснований для паники. Кабинет министров провёл вчера экстренное заседание, на котором обсуждался вопрос о мерах пресечения попыток отдельных недобросовестных лиц воспользоваться временными экономическими трудностями переживаемыми нашей страной, и на волне откровенно популистских устремлений пытающихся направить случайные хаотичные выступления отдельных несознательных элементов в русло своих интересов. Так, например, некоторые лидеры шахтерских профсоюзов...
Антон надел куртку, револьвер пристроил подмышку, а здоровенный охотничий нож в специальном чехле, который он изготовил собственноручно, приторочил между лопаток так, чтобы нож можно было легко достать, когда от тебя вдруг потребуют заложить руки за голову.
Ни у кого давно уже не осталось никаких иллюзий. Каждый понимал, что если он хочет продлить свои мучения – а жизнью нынешнее положение вещей назвать было нельзя, – то он должен стрелять первым.
На шестом этаже Антон на мгновение замер. До него явственно донесся истерический женский визг. Антон пожал плечами и продолжил движение к выходу. Чем ближе к земле, тем более загаженным выглядел лестничный пролет. Среди раскисшего дерьма и подсыхающих луж крови можно было увидеть все что угодно: от использованных презервативов до растоптанных детских игрушек. На лестничном пролете между третьим и четвертым этажами лежал труп, а этажом ниже ещё один. Все это были мужчины, которым повезло меньше, чем Антону. Или больше – смотря как к этому относиться. Но только вместо временного ночлега они в этом доме нашли постоянный.
На улице было тихо, но Антон какое-то время постоял в сумраке подъезда, внимательно изучая обстановку, и лишь потом всё так же бесшумно скользнул наружу.
Из сообщений местной печати:
… несмотря на все усилия, предпринимаемые кабинетом Министров, всё же наблюдается отдельная нестабильность в некоторых сферах нашей экономики… несознательные элементы, пользуясь временными трудностями…
Днём на улицах города было пустынно и почти безопасно. Конечно, можно было нарваться на патруль «белых касок» или на вконец ошалевшего обывателя, готового стрелять длинными очередями даже по собственной тени. Но это были цветочки, а вот ночью после наступления комендантского часа одновременно с темнотой на город наползала волна животного ужаса, подминавшего под себя остатки разума, диктующая совсем иные правила и нормы жизни. Ночью город преображался в кошмарное чудовище, пожиравшее собственных детей. Ночью в ходу была иная логика. Ночью, чтобы выжить, необходимо было становиться монстром. Днём – другое дело! Днём лохмотья, оставшиеся от норм человеческого поведения, имели ещё какую-то реальную цену. И это несмотря на полное пренебрежение к смерти, несмотря на то, что трупы в подъездах стали скорее правилом, чем исключением. Несмотря на то, что очередной труп воспринимался как неотъемлемая часть декорации этой абсурдной постановки Дантового ада в масштабах всей страны.
Антон усмехнулся, хотя назвать усмешкой тик, что перекосил его лицо, можно было лишь с большой натяжкой и при наличии достаточно извращенной фантазии. И это при всём при том, что труп очередного функционера был более чем реален. Элегантный дородный мужчина, облаченный в неброских расцветок костюм, игриво раскачивался на ветке ближайшего дерева, своим вывалившимся наружу синим языком как бы подчеркивая своё презрение к обстановке и воплощая весь абсурд сложившейся ситуации.
Антон заглянул в остекленевшие глаза и тяжело вздохнул. Не то чтобы это зрелище его шокировало, но оно всё ещё оставалось чуждым человеческой природе. Антон всё ещё не утратил иллюзии, что человек в принципе рожден для жизни. В сложившейся ситуации, однако, это выглядело самым отъявленным безумием. Воистину, тот, кто окончательно не спятил в сложившейся обстановке, и был самым настоящим сумасшедшим.
Труп качнулся на своей ветке, и Антону показалось, что этот стервец подмигнул ему, словно издеваясь, словно его судьба давала ему основание иронизировать над остальной массой, которую он, повиснув на ветке, умудрился оставить в дураках …
На площади Независимости стоял танк, тупо уткнув свое бесполезное, как утративший боевой пыл обмякший пенис, орудие в сторону ратуши. Словно издеваясь над ним, посреди площади вздымались остатки триумфальной колонны, возведенной в честь независимости.
И никого вокруг.
Из местной прессы:
…отдельные случаи немотивированной жестокости! Но это не даёт повода к необоснованному беспокойству. Ситуация под контролем, и соответствующими органами делается всё необходимое, чтобы локализовать случайные…
«Чего уж там: душу бы продал за глоток обыкновенного неразбавленного спирта, – устало подумал Антон, стараясь не обращать внимания на вонь, которая, казалось, пропитала уже все вокруг; и землю, и воду, и мысли. – Я не собираюсь строить никаких иллюзий или городить ненужный огород из бессмысленных оправданий сложившейся ситуации. Мне наплевать на подоплеку нынешних событий и абсурд сложившихся человеческих взаимоотношений. Я просто хочу жить. Всего лишь жить, существовать как биологическая единица. И неужели я требую от жизни так уж много?!»
Но совсем недавно он так не думал.
А как? Память услужливо выталкивала из себя то недавнее прошлое, которое сейчас казалось страницами прочитанного в юности романа.
Антон скользнул невидящим взором по танку, по судорожно вытянутым ногам бизнесмена (одна туфля упала, синий скрюченный палец игриво выглядывал из дырки в носке, но уже ничем не мог помочь своему хозяину в тщетных потугах отмазаться от той роли, что предназначила ему безжалостная судьба) и в который раз на сегодня судорожно вздохнул. Потом прикинул, что безопасней: пересечь площадь поверху, рискуя быть обстрелянным из близстоящих домов, или нырнуть в подземный переход. И то, и другое были всего лишь различные варианты одной и той же русской рулетки, но, пожалуй, первый вариант был уж слишком однозначным. Элемент случайности в этом варианте от Антона почти не зависел. А вот под землей шансы уцелеть или погибнуть были хотя бы сравнимыми. А главное, все базировалось на инстинкте загнанной крысы: кто первым учует опасность! А в своих инстинктах Антон пока ещё был уверен. Он нырнул в переход, стараясь как можно скорее окунуться во мрак и как можно меньше маячить отличной мишенью на фоне ярко освещенного входа. Внутриутробный мрак подземного перехода был обманчиво расслабляющ. Хотелось и вправду лечь, принять позу эмбриона и заснуть. Но Антон понимал, что это ощущение – сплошная иллюзия, как, впрочем, и вся его прошлая жизнь. Ему вдруг показалось, что где-то на границе поля зрения возникла радужная тень. И хотя это длилось лишь мгновенье, Антон мог поклясться, что тень – олицетворение всего, что им утрачено безвозвратно. Но на самом деле шорох, доносящийся справа, заставил Антона резко пригнуться и бесшумно по-лягушачьи отпрыгнуть в сторону.
Вспышка, звук! Пуля угодила как раз в то место, где миг назад его одолевали сладкие томления.
Стараясь двигаться бесшумно, Антон на четвереньках пополз по осклизлому полу. Конечно, можно было ответить пулей на пулю, но Антон берег патроны. К тому же был ещё один шанс...
Вспышка, грохот! У затаившегося во мраке подвели нервы, выстрел явно был сделан наугад. А стрелявшего засекли, и с двух концов перехода одновременно грохнули ещё два выстрела…
Вскрик и глухой звук упавшего тела.
И вновь мрак и обманчивая тишина. Антон горько ухмыльнулся. Он опять вытянул выигрышный билет в безвыигрышной лотерее. Но это не могло продолжаться постоянно.
Из местной прессы:
…нет никаких оснований! Мы решительно отметаем все провокационные заявления …
…отдельные…
…Не вызывает беспокойства…
... никаких поводов для паники …
«Ушёл! Ушёл и в этот раз!? Как и в прошлый. Как и в последующий?»
Антон лежал на куче битого щебня, с наслаждением вдыхая поднявшуюся серой метелью пыль, и бездумно смотрел вперёд.
На почти полностью уцелевшем здании напротив висела яркая вывеска «Blud-express», с которой игриво подмигивала полураздетая голографическая дива, только одним своим глазом обещавшая блаженство, не говоря о втором…
«А ведь я действительно всё ещё хочу жить», – подумал Антон. И впервые за последние пару недель он ощутил чисто человеческие эмоции.
Глава 2.
– Мы искренне рады приветствовать вас в стенах нашей фирмы, известной во всем мире своей солидностью и устоявшимися традициями…
Антон стоял в огромном пустом вестибюле, стены которого были сплошь испещрены крохотными бронированными ячейками, и равнодушно слушал вкрадчивый женский голос. Эту запись он уже слышал неоднократно. Давно уже минули те времена, когда его могла покоробить эта слащавая беззастенчивая ложь и мог бы заставить содрогнуться жестокий абсурд, сокрытый за потоком серебристой мишуры слов.
– …надеемся, вас не затруднит оставить свои вещи в одной из ячеек, надежностью своей обязанных очень уважаемой швейцарской фирме...
Антон спокойно разделся донага и запихал все свои вещи в ячейку.
– Спасибо, – всё так же вкрадчиво произнес голос невидимой сирены. – Сейчас вам будет подан лифт. Надеемся, что, оказав нам честь своим вниманием, вы не будете разочарованы.
Антон задрал голову к потолку, где виднелось крохотное отверстие, ведущее в недра бетонного монолита. Перед входом находилась крохотная ничем не отгороженная площадка.
Как-то, когда «пункты «Blood-express» были еще в новинку, Антон видел, как двое голых мужиков пытались одновременно оседлать такую площадку. Одному из них повезло чуть больше – он свалился в начале подъема. А второй – из-под самого потолка. Тотчас откуда-то из ниш выехали две бронированные тележки, и одна быстренько прибрала то, что осталось от второго. Но самое ужасное было в том, что вторая подобралась к почти не пострадавшему первому мужику и тоже стала пытаться запихнуть его себе в нутро. Очевидно, это чудо техники реагировало на запах свежей крови. Мужик визжал и отбивался, но это его не спасло… Антон невольно вздрогнул, но, скорее всего потому, что в вестибюле было достаточно прохладно, а главное: непривычно для города стерильно. И эта стерильность настораживала сильнее, чем запах свежей крови.
Площадка-лифт бесшумно скользнула вниз, и Антон поспешил занять на ней такую позицию, чтобы при подъеме не сверзиться вниз.
Но даже если кому-нибудь удалось бы с каверзными целями проникнуть в отверстие под потолком, он был бы разочарован. За входом скрывался всего лишь бетонный тупик, в конце которого стояла привинченная к полу кушетка, а рядом с ней в стене – дырка, в которую можно было лишь просунуть руку.
– Если вы не знакомы с процедурой или забыли отдельные детали, то мы позволим себе вкратце…
Не прислушиваясь к журчанию бесплотной сирены, Антон лёг на кушетку и сунул в дыру левую руку по самое плечо.
– … несколько минут вам придется подождать, пока мы проведем экспресс-анализ, а пока послушайте лёгкую музыку…
«Дьявол бы вас побрал со всей вашей музыкой!» – устало подумал Антон, незаметно для себя погружаясь в сладкую дрему…
И снова ему на мгновение показалось, что на границе поля зрения стремительно промелькнула радужная тень…
– ...поздравляем вас! если не считать следов алкоголя в крови, вы абсолютно здоровы!
Антон вздрогнул: похоже, он таки задремал, и радостный голос невидимой вампирессы его разбудил.
– Сейчас у вас будет взята стандартная порция донорской крови, а после этого вам будет введён препарат, который в течение суток позволит идентифицировать вас как пользователя тех благ, что предоставляет фирма «Blood-express».
Из рекламы фирмы «Blood-express».
Участвуя в интернациональном донорском движении, осуществляемом под непосредственным патронатом транснациональной компании «Blud-express», вы становитесь участником беспрецедентной акции по спасению миллионов нуждающихся в безотлагательной медпомощи…
Антон спустился в зал, где в сейфе ждали его личные вещи, и стал одеваться. Как всегда после процедуры, у него чуть кружилась голова, словно он выпил рюмку-две. На первых порах «Blud-express» использовала пластиковые карточки, но вынуждена была от них отказаться, так как доноров у выхода стала поджидать толпа кидал, а позже – киллеров. Теперь же, используя биохимический метод оплаты, донор был отчасти застрахован от немедленного отъема, воистину кровью заработанного.
В запасе у Антона были сутки, чтобы попытаться реализовать заработанное.
Пробравшись дворами обратно к Центральной улице, Антон выждал момент, когда по ней прогрохотал на бронетранспортере патруль «белых касок», и стремглав кинулся на другую сторону. Вблизи ещё не скрывшегося с глаз патруля никто не решился выстрелить по одинокому беглецу.
Антон нырнул в хорошо знакомую подворотню и особым образом постучал в ничем не примечательную облупленную дверь. Лишь внимательно приглядевшись, можно было заметить, что под многократными слоями краски скрыта листовая броня.
«Интересно, где у них глазок? – Антон хмыкнул. – Вряд ли они гостеприимно распахивают двери перед всяк сюда входящим...».
Двери действительно распахнулись, и мрачный тип, демонстративно поправив на груди автомат, равнодушно кивнул Антону.
В бункере царил полумрак. И в неверном пляшущем отсвете десятка горящих свечей всё виделось зыбко, словно, это и был мир, таящийся на границе поля зрения. Антон подошел к стойке и уселся на табурет.
Бармен кивнул ему, как старому знакомому.
«Интересно, если выкурить его из бункера, сколько бы он протянул на поверхности? Минут 15–20, не больше…» – Антон хмыкнул, представив бармена ползущим по битым кирпичам, а потом прыгающим по подземному переходу.
– Тебе за наличные или по безналу? – пробурчал бармен, равнодушно разглядывая скалящегося Антона.
– По безналу.
– Опять сдавал?
– А что ты можешь предложить за 10 кубиков? Небось, нормы опять снизили.
– Инфляция, – равнодушно кивнул бармен. – Ты уж не обессудь. Но я должен проверить.
– Да, конечно, – кивнул Антон, протягивая руку.
Бармен сноровисто взял у него кровь на анализ.
– А если я попробую отовариться ещё и в другом пункте? – внезапно спросил Антон.
Бармен глянул на него подозрительно и нехотя проворчал:
– На каждый район лишь по одному пункту. В чужом районе тебя попросту не обслужат. Да и не доберёшься ты до второго пункта за сутки. Если вообще доберёшься…
– Понятно, – кивнул Антон, – ты уж упакуй там, а сейчас бутылку…
– Кстати, – ухмыльнулся бармен, разглядывая результаты теста, – ты у нас сегодня тринадцатый! Стол за счет фирмы!
Антон кивнул. Это хорошо, что стол за счет фирмы. Значит, можно забрать паёк целиком. Можно будет забиться в какую-нибудь нору поглубже…
– Слушай, Франк, ведь у тебя наверняка где-то стоит генератор. На кой ляд все эти свечи?
Бармен подозрительно зыркнул на Антона и нехотя проворчал:
– А чтоб вам комфортнее было. Да и топливо для генератора... Это вам не кровь сдавать.
«Клоп, – устало подумал Антон, – ты же от нашей крови жиреешь».
К стойке подошла синюшная девица.
– Налей мне на 5 кубиков.
– В кредит не обслуживаю, – проворчал бармен.
– А я и не прошу в кредит.
– Да что с тебя возьмешь. Вон уж совсем синяя…
– А тебя не спрашивают, – вяло отрезала девица. – Я сказала: на 5 кубиков, значит, на 5 кубиков, – и она выложила на прилавок руку с исколотыми венами.
Бармен нехотя достал шприц и собрался уже выкачать у замухрышки едва ли не последние 5 кубиков крови, предоставив взамен 50 гр. отдающей сивухой мутноватой жидкости.
– Оставь её, – неожиданно для себя сказал Антон. – Я угощаю.
– С чего это ты такой добрый? – фыркнула девица. – Я, между прочим, сегодня не работаю.
– Меня это не интересует, – холодно ответил Антон.– Я просто так угощаю.
– За «так» всегда потом втридорога платить приходится, – все так же вяло огрызнулась девица, но послушно пошла за Антоном. Они уселись за столик в нише. Точнее, это была поставленная торчком бочка из-под бензина, вокруг которой были расставлены пластиковые табуретки. Франк принёс бутылку водки и пластиковые стаканчики, а также банку тушёнки, бутылку маринованных помидоров и буханку хлеба.
– Это все помимо пайка? – подозрительно поинтересовался Антон.
– Да, – кивнул Франк, сноровисто вскрывая тушенку.
– Царский ужин! – почти без натуги улыбнулся Антон. – После такого не жалко и в ящик сыграть.
Причём у него и в мыслях не было ни капли иронии.
– А ты, парень, часом, не из этих? – подозрительно прищурилась девица, – не из торговцев падалью?
– Если ты имеешь ввиду охотников за трансплантантами, то нет, – серьёзно ответил Антон и протянул руку за пластиковым стаканчиком.
Водка была паршивая, разве что холодная, но Антон и девица припали каждый к своему стаканчику так, словно там было противоядие от всего окружающего их кошмара.
Впрочем, в какой-то мере так и было.
– Я всё упаковал, – гордо объявил Франк примерно через полчаса, когда бутылка была опустошена на две трети, тушёнка съедена почти полностью, а в банке с помидорами сиротливо кружила лишь пара листиков петрушки.
– Отлично! – кивнул Антон, меланхолично жуя хлебную горбушку. За все это время они с девицей не обменялись ни словом, лишь отчужденно кивали друг другу в моменты поднятия очередного стаканчика. Но теперь под воздействием выпитого Антон почувствовал, как его внешняя броня слегка размягчилась.
– Как тебя зовут? – спросил он девицу, пряча увесистый сверток в сумку. Франк вернулся за стойку и вновь уставился в затёртый старый номер «Плейбоя», словно мог отыскать там что-то новое.
– Какая разница? – устало вздохнула та. – Можешь звать меня… ну хотя бы Магдаленой.
– Ты часто бываешь у Франка?
– Я здесь живу.
– Он что, разрешает тебе находиться здесь круглосуточно?
– Да.
– Даром?
– Нет, конечно.
– Понятно.
– Что тебе понятно?! Ты знаешь, как обходятся с женщинами в пустующих домах?!
– Знаю.
– А что торговцы падалью с нас живьем сдирают кожу, которая идёт на трансплантанты?
– Знаю.
– И что в диких кварталах мы считаемся деликатесом?..
– Это в каком же смысле?
– В том самом!!! В гастрономическом.
– Не ори, – Антон впервые оглянулся по сторонам, и странно: под воздействием алкоголя у него по идее должно было бы притупиться восприятие, но, напротив, теперь он воспринимал окружающее как-то по особенному остро.
Огромный грязный бункер, поделенный вертикальными балками на сообщающиеся блоки-ниши, был не то чтобы забит, но, учитывая его общую длину, тут околачивалось человек 30. Жизнь в каждом отсеке была своя: где-то матерились, где-то дрались, где-то плакали. Один раз Франк даже оторвался от изучения голых задниц и рысцой сгонял в конец бункера, послышалась какая-то возня, тут же вынырнул охранник, проковылял к месту возмущения устоявшегося течения событий, раздался сдавленный вскрик, и Франк с охранником скоро оттранспортировали нечто, завернутое в брезент, к боковому ответвлению.
«А... их всех!!!» – подумал Антон и, достав из сумки аккуратно упакованный сверток, водрузил его на стол и хрипло крикнул:
– Гулять будем!!!
Глава 3.
Из заявления правительства по телевидению накануне того, как в жилых кварталах окончательно прекратили подачу воды и электроэнергии:
…никаких реальных оснований для серьезного беспокойства.
…временные меры…
... решительные шаги…
…кардинальные перемены…
…безусловно, рано говорить о достижениях биологического минимума…
Плотина рухнула, и веселье хлынуло в бункер, сметая всё на своем пути. На запах водки и жратвы слетелись какие-то химерные рожи. Франк сначала косился в их сторону, но потом плюнул, понимая, что пьяная интеллигенция ничем не угрожает осквернить стены его респектабельного заведения.
«Уже забыл, наверное, поход оголодалых и разъяренных учителей, за один день изменивших всю систему народного образования, – подумал Антон, опорожняя очередной стаканчик. – Министр тогда на первых порах успел смотаться. Но его выловили на загородной даче, пригнали пинками в город и спалили на костре из учебников прямо под окнами администрации. Менты тогда уже полностью переключились на охрану местных авторитетов, а введенные в город войска предпочитали до поры до времени не вмешиваться...»
- Не, ты кто такой? – гнусаво осведомился заросший сивой щетиной совершенно опустившийся мужчина, настырно тыча в грудь Антону грязным пальцем.
– Ротшильд, – меланхолично буркнул Антон, жуя нежный кусок консервированной ветчины.
– Еврей, значит, – неожиданно успокоился небритый и смахнул скупую слезу. – А я, между прочим, был писателем. Меня называли «надеждой нации», а сейчас я кто?
– Дерьмо, – вяло откликнулся тощий грязный замухрышка, который минут двадцать до этого распинался, что он, мол, был врачом-гинекологом, кося налитым кровью глазом при этом на Магдалену и на ещё одну хихикающую шалаву, которая прибилась к их компании неизвестно когда.
Всего же за их столом теперь сидело, включая Антона, шестеро. Шестым, как ни странно, стал Франк, не усидевший со своим «Плейбоем». Он почти не пил – очевидно, его просто притягивала компания.
– Вот кем ты был до... в общем, «до», – спросил Франк.
– Я? — Антон на мгновение представил, кем же он был на самом деле «до». – Не знаю. Наверное, просто человеком.
Щёлк!
– А сейчас ты кто? Зверь, что ли?! – фыркнул гинеколог.
– Сейчас я подопытная крыса, бегущая по лабиринту. И если я ошибусь хотя бы в одном повороте...
– А я, – вклинился бывший «надежда нации», – все равно чувствую себя человеком, особенно когда напьюсь!
В подтверждение своих слов он хлопнул очередную рюмку и в качестве закуски похлопал по спине Магдалену.
– Фекалия ты, – брезгливо оттолкнула его Магдалена, – как в той жизни был, так и остался.
– Что значит в «той»? – пьяно ухмыльнулся гинеколог. – Вы что же, считаете, что мы сейчас находимся в аду?
– А ты считаешь, что в раю? – огрызнулась Магдалена.
Антон с интересом взирал на них. Мысль о том, что они сейчас в аду, его почему-то умилила. Выходит, нормальная жизнь всё же где-то существовала. Может быть, даже совсем рядом, где-то… на границе поля зрения.
- А меня мужики на руках носили! – неожиданно хихикнула шалава. – Один даже жениться обещал. У него «мерс» был шикарный. – Она истерично всхлипнула. – Сожгли его прямо в «мерсе», когда шахтеры через город на юг шли.
– Туда ему и дорога, – оскалилась Магдалена. – Небось, «мерс» его на крови замешан был.
– Что ты в мужиках понимаешь, – окрысилась оскорбленная шалава. – Я, между прочим, была раньше фотомоделью...
– А я учительницей математики, – усмехнулась Магдалена, да так, что даже у Антона по спине побежали мурашки. – Мы когда министру аутодафе провернули, таким, как ты, мослы ломиками...
– Заткнись, сука!!! – взвизгнула шалава.
– Ну-ну, не ссорьтесь, девочки, – пьяно пробурчал гинеколог. – Хотите, я вам профосмотр устрою... бесплатно.
– Давайте лучше выпьем! – радостно вклинился писатель.
Антон выпил. Он смотрел на них и, как в зеркале, видел себя. Когда-то в какой-то книжке (когда их ещё печатали и читали) он наткнулся на термин «потерянное поколение». Но тот далёкий автор вряд ли смог вообразить себе, что когда-либо может возникнуть страна «потерянных душ» без каких-либо возрастных цензов. (И шагнул... Щёлк! И внезапно понял, что его обманули и в этот раз! Щёлк. Имя им – легион!..) Страна, наполненная сорвавшимися с цепи зомби. Что учителя будут устраивать чиновникам аутодафе и ломать ломиками ноги манекенщицам. Что банковских работников будут развешивать по деревьям в публичных местах. Что волны шахтерских рейдов на большие города будут подобны нашествию термитов, уничтожающих всё на своем пути. Что интеллигенция будет вести охоту на обывателя, соревнуясь в искусстве стрельбы. Что самой твердой валютой окажется собственная кровь и внутренние органы. Что одичалые стаи подростков будут «заваливать» одиноких путников и пожирать их на месте живьем. Что женское тело будет считаться деликатесом...
Антон поспешно выпил, так как почувствовал, что спасительный хмель стал стремительно улетучиваться.
– Все это происходит оттого, – донесся до него спокойный голос Франка, – что вы ощущаете собственную невостребованность. Вот жратва – это да! Она была всегда и всегда будет.
– Ну да, – неожиданно трезвым голосом заметил гинеколог, – в моих услугах лично ты вряд ли будешь нуждаться. Хотя…
– Вам бы только жрать да спариваться, – огрызнулась Магдалена.
– А на кой ляд мне твоя математика? – немедленно откликнулась «фотомодель».
– Вот ты и живешь в том мире, который заслужила, – не осталась в долгу Магдалена. – Перед кем ты тут собираешься вилять своим задом? Разве что перед Франком: ведь он сидит на жратве. И пьет нашу кровь!
– А что же с вас ещё можно взять? – искренне удивился Франк. – А поставь на мое место любого из вас, ну хотя бы «писателя», так ведь остальные скоро и вовсе начнут с голоду дохнуть. А так вам хоть «биологический минимум» обеспечен...
«А может, все-таки застрелиться? – подумал Антон. – Заодно и проверим, действительно ли это ад или так... жалкая инсценировка...».
Из правительственных сообщений:
… решительно отметаем…
… злобные происки и бесплодные инсинуации…
… кажущиеся недостатки…
… понимая всю сложность момента…
… мысленно разделяя тяготы…
… далеко от естественного биологического минимума…
– А что вы, собственно, считаете биологическим минимумом? – неожиданно спросила Магдалена, и за столом воцарилась гнетущая тишина.
Первым опомнился бывший гинеколог:
– А откуда, собственно, сей спорный термин?
– Тебя это не касается, – огрызнулась Магдалена. – Ты всегда взирал на жизнь со специфической точки зрения.
– А вы вообще доморощенные проктологи!!! – взбеленился вдруг гинеколог.
– Ну-ну, – пробормотал «надежда нации», – не ссорьтесь...
Антон выпил. Сейчас его жизнь уже не казалась ему чем-то особенным и таким неадекватным. Наоборот, складывалось впечатление, что именно к такому положению вещей он всё время и шёл, целенаправленно и добровольно. И не только он один! Но одновременно (где-то на границе поля зрения!) витало чувство, что его всё-таки здорово надули! Так, словно он на кон поставил собственную жизнь, а взамен выиграл лишь использованный презерватив.
– Трепачи! – буркнул Франк. – Все равно вы не можете предложить взамен что-либо позитивное.
– Я рожать хочу! – резко выкрикнула Магдалена.
– Сейчас? – изумился гинеколог.
– Заткнись!
– А говорят, что где-то есть зона какая-то, где всё по другому...
Антон выпил.
Потом был какой-то провал. Чёрный и пустой, словно Антон умер на время.
А потом что-то неуловимо изменилось. Некая напряженность повисла в воздухе.
Какое-то время Антон ещё воспринимал всё смутно и словно бы со стороны, но...
...вот Франк, как гончая, напрягся и стал подниматься из-за стола...
...вот гинеколог расширенными от ужаса глазами впился куда-то в пространство за спиной Антона...
...вот фотомодель раззявила рот, а крик так и не прозвучал…
...вот «надёжа нации» медленно сполз под стол, свернувшись калачиком, а вокруг него стало расползаться темное пятно, и остро запахло мочой...
– Бежим! – хрипло вскрикнула Магдалена, судорожно дергая Антона за рукав.
Автоматная очередь!
Опрокинутые свечи!!!
Руки сами подхватывают с заваливающегося стола недопитую бутылку. Гаснет свет.
Истошный женский визг возвещает, что в аду началась пересменка.
Глава 4.
– Я не могу больше! – проскрипел Антон, ничком падая прямо в раскисшую горку фекалий.
– Встать!!! – шипит змеей Магдалена. – Встать!!! Импотент хренов!!!
– Я хочу застрелиться...
– А я сказала, что ты встанешь! И ты встанешь!!! Не то я сама тебя застрелю!..
– Ты непоследовательна. Человеку, которому жизнь набрыдла до осточертения, бессмысленно угрожать револьвером.
– Философ обделанный! Ты ещё будешь со мной спорить! Я сейчас отстрелю тебе все твои мужские достоинства и оставлю подыхать в этом навозе. Вот тогда ты у меня узнаешь, что такое биологический минимум!!!
– Ладно, – вставая, спокойно сказал Антон. – Убедила.
Он приложился к бутылке и почувствовал, что к нему приходит второе дыхание, которое на самом деле было уже, наверное, сто пятидесятое.
– Хочешь? – примирительно проворчал он, протягивая бутылку Магдалене.
– Давай.
Магдалена припала к бутылке, и ее худенькое тело содрогнулось, вбирая в себя очередную порцию алкоголя, заменяющего в их мире эликсир жизни.
– Франку, наверное, конец, – пробормотал Антон, стараясь хоть отчасти привести в порядок одежду.
– Франк уже третий хозяин на моём веку, – хрипло буркнула Магдалена, возвращая бутылку Антону, – уж больно место хлебное... Но мы можем вернуться, когда заварушка уляжется. Нас они не тронут.
– Вернуться... – эхом откликнулся Антон, – зачем?
– Не знаю.
Антон сорвал с себя загаженную куртку и отшвырнул в сторону.
– Обними меня, – стуча зубами, прошептала Магдалена.
– У меня, наверное, ничего не получится, – пробормотал Антон.
– И не надо... Просто обними меня.
– У тебя сердце, словно загнанная птица.
– А у тебя словно умирающий воробей...
– Я слишком много пью в последнее время. Хочешь ещё глотнуть?
– Давай.
– Господи, неужели это ещё не ад?
– Нет. Это всего лишь чистилище. Тех, кто выдержит проверку, ждёт рай. Мир за границей поля зрения.
– Откуда ты знаешь?.. – невольно насторожился Антон.
– Я много чего знаю. Через мою жизнь за последнее время прошло столько мужиков, что порою мне кажется, будто я прожила не одну жизнь, а сотни, тысячи... Я древняя старуха с иссохшимися телом и душою, с ядовитым языком.
– У тебя прекрасное тело.
– Ты лжешь...
– Я не лгу.
– Ты лжешь. И я тоже лгу. Все вокруг лгут! И действительность тоже лжет!!! На самом деле всё еще более ужасно, чем кажется...
– А как же мир на границе поля зрения?
– А может, его и нет вовсе?
– Нет, есть!
– Дурачок. Обними меня. Обними крепче. Я и есть мир на границе поля зрения.
– У меня ничего не получится...
– Молчи!
– Я...
– Молчи...
...потом они любили друг друга. Яростно, словно стремясь доказать всему миру, что они еще живы. И в первую очередь – самим себе.
Глава 5.
Катастрофа подкрадывалась медленно. Казалось, страна будет падать в эту пропасть вечно. И как-то неожиданно для всех граница, за которой жизнь превратилась уже окончательно в сущий ад, была пройдена совершенно незаметно. Стихийные демонстрации доведенных до исступления людей как-то совершенно неожиданно приняли форму откровенно немотивированного вандализма. Милиция полностью разложилась и лишь подливала масла в огонь общего безумия.
Некоторым оплотом, на первых порах, как ни странно, оставались банки. Мгновенно изменившие фасады и общий имидж – превратившиеся в средневековые замки, рассчитанные на долговременные осады.
Для обывателей теперь не было большей отрады, чем перекрыть поваленными деревьями и всякой рухлядью улицу – тормознуть роскошный «мерс» или «вольво» и развесить по неработающим фонарям парочку холёных банковских клерков.
И как ни парадоксально это звучит, но чаще всего движущей силой стихийных толп являлась вконец озверевшая интеллигенция.
Попытка оказать экономическую помощь извне оказалось запоздалой. Все караваны с гуманитарной помощью на далеких подходах грабили настолько немилосердно, что большая часть её просто гибла, втаптываемая в грязь. Жалкие потуги контролировать ситуацию с помощью армии тоже не принесли никакого результата. Волны безумия, многократно умножившись, сметали всё на своем пути.
Пресловутый барьер, отделяющий человека от животного, был пройден, и за ним скрывался не зверь, а кошмарный монстр, воплотивший в себе саму суть отрицания всего человеческого.
– Как ты теперь? – тихо спросила Магдалена, стараясь не глядеть на Антона.
– Не знаю.
– Может, вернемся? Там, наверное, вс ё улеглось.
– Нет! Я не могу вечно торчать под землей. А ты... ты иди.
– Хочешь, я... останусь с тобой?
– Нет, – покачал головой Антон, – я не хочу, чтобы ты для кого-то стала гастрономическим деликатесом.
– Ты думаешь, что такая жизнь лучше?
– Я вообще стараюсь не думать.
– И получается?
– Нет.
– Может, когда-нибудь ещё увидимся?
– Возможно.
– Я пошла?..
Антон, чтобы не затягивать прощания, промолчал, и Магдалена, не дождавшись ответа, сгорбившись, побрела по тоннелю. Но потом, словно почувствовав спиной мужской взгляд, распрямила плечи и пошла, покачивая тощими бёдрами.
Так ни разу и не оглянувшись, она скрылась за ближайшим поворотом.
Антон постоял ещё, а потом медленно побрёл в противоположную сторону.
Его путь к свету лежал теперь через такую банальную в далекой «нормальной» жизни, но ставшую такой непонятной и загадочной, территорию. Настающую «терра инкогнито»! Никто из вошедших сюда за последнее время не вернулся обратно...
Из объявления вывешенного на стенах перед входом в метрополитен, задолго до того, как его окончательно отключили...
Администрация не несёт ответственности за жизнь пассажиров, пытающихся задержаться на территории метрополитена после его закрытия.
...неизвестные, замеченные в тоннелях, будут безжалостно дезактивироваться...
Когда перестали работать эскалаторы, городские власти, наконец, решили перекрыть свободный доступ посторонних на станции метрополитена, но, как всегда, опоздали.
Метрополитен уже вовсю жил своей непонятной иррациональной жизнью. Попытки очистить его с помощью армии натолкнулись на отчаянное сопротивление. Было такое ощущение, что люди, которые захватили над ним контроль, органично вписались в структуру подземелья, а солдаты были внешней силой, отторгаемой едва ли не самой структурой.
Ни массовые облавы и рейды, ни огнемёты и хитроумные мины-ловушки уже не могли исправить сложившееся положение вещей. Метрополитен зажил своей самостоятельной и абсолютно неподконтрольной жизнью.
Его мрачные глубины стали напоминать пресловутый лабиринт Дедала, где за каждым поворотом чужака поджидал очередной Минотавр.
О теперешнем метрополитене ходила масса разноречивых слухов, один кошмарнее другого. И то, что в его недрах бродит нагая гигантская женщина, спаривающаяся со всем, что движется, и пожирающая всех, с кем спаривается. И то, что подземелье породило уже специфическое потомство: это слепые и глухие младенцы (ориентированные на тепло человеческой плоти), имеющие присоски на всех четырёх конечностях. Они якобы висят наподобие летучих мышей под потолком тоннелей, а почуяв добычу, обрушиваются на голову жертвы, вгрызаясь через лобные пазухи а мозг, а затем, распоров острыми зубками брюшину и устроившись поудобней среди неостывших внутренностей, впадают в спячку, переваривая съеденное. Кроме того, говорили, что в подземельях распространилась невиданная доселе микрофлора и микрофауна. Якобы от укуса подземных вшей человек теряет не только разум, но и человеческий облик. В особо тяжелых случаях пострадавший норовит сожрать самого себя, а выжившие принимают такой облик, что в них невозможно опознать человеческое существо.
Поэтому, например, колония обыкновенных безумцев, кочующая от станции к стации, уже ни у кого не вызывала содрогания.
Но Антону на это было наплевать.
Он чувствовал себя участником жуткого эксперимента. И как любому подопытному животному, ему не было дела до целей экспериментаторов.
У него в запасе оставалось единственное: бежать. Ведь пока он бежит, он живёт. Точнее, существует. Но стоит оборвать этот изнуряющий бег – и темнота...
Канализационный лаз, по которому Антон двигался в полной темноте, был извилистым и скользким. Антон падал и поднимался, но все шёл и шёл вперед. Сумку и опустевшую бутылку он уже давно потерял, как потерял счет времени и ориентацию в пространстве. Порой ему начинало казаться, что он плохо переваренный кусок пищи, неумолимо подталкиваемый к естественному выходу. Порой он вообще утрачивал чувство реальности, судорожно извиваясь по полу, усеянному нечистотами.
И лишь одно заставляло держаться на поверхности.
Мир на границе поля зрения.
Глава 6.
Антон отлично знал, что территория метрополитена является заповедной, то есть той, вступив на которую, надо постараться припомнить все заповеди и... помолиться. Возможно, это будет последним действием перед переходом... в мир на границе поля зрения. Странно, но Антон был уверен в том, что именно запутанные метрополитеновские лабиринты выведут его к свету.
На какой-то миг он полностью выпал из реальности, а когда очнулся, то обнаружил, что лежат в слабоосвещенном месте, прижавшись щекой к холодному рельсу. Впереди, почти перекрыв собой проход, стоит одинокий вагон, и оттуда доносятся человеческие голоса.
– ...надо было присолить.
– Ничего... Главное, чтобы не пережарилось.
– А кто-то не хотел сворачивать! Я ж говорил, что их можно брать голыми руками.
– Это сегодня, потому что они насосались.
– Ты хочешь сказать: потому что вчера началась миграция?
– Ну да! А то бы сейчас мы уже кворума не досчитались...
– Ты, чем языком трепать, переворачивай, а то подгорит. Чуешь, паленым потягивает, и шкварчать начало.
– Оно завсегда так шкварчит, поскольку кровушки намедни насосалось...
Антон подобрался поближе, он ещё плохо соображал, и суть разговора от него ускользала.
– Слышь, ворухнулось будто...
– Ты не отвлекайся, это оно на вертеле ерзает. Ты верти, не дремай!
Антон встал и заглянул в окно вагона. Прямо на полу горел костер. Вокруг него на лавках сидели хмурые обросшие мужики. А над костром на вертеле... Антон едва сдержал рвотные позывы. Похоже, легенды о метрополитене имели под собой все основания. А потом Антон разглядел небольшой штабелек того, что жарилось на костре.
Нет, это не были человеческие младенцы, по крайней мере, в прямом смысле этого слова. Из штабелька торчали кожистые крылья, как у летучих мышей. Какие-то щупальца с присосками... а самое главное: это был вовсе не штабелек, а... единый организм.
Антон невольно попятился, завороженно глядя на крохотное человеческое личико, выглядывающее из этой чудовищной машины чужеродных органов.
– Слышь, точно кто-то шастает и... дышит!!! – все мужики разом развернулись лицом к Антону, и он с ужасом увидел, что сквозь сальные патлы, свешивающиеся до подбородков, на него злобно пялятся слепые бельма.
– И вправду... дышит.
– А ну-ка, братья, нечего рассиживаться!! – мужики повскакали с мест и, удивительно легко ориентируясь в пространстве, ринулись прямо к Антону, выставив вперед грязные корявые пальцы, увенчанные устрашающе загнутыми когтями.
Антон не стал испытывать судьбу, он вдруг живо представил, как ему в зад вонзается вертел, перед тем, как под алчно ликующие комментарии слепцов его торжественно водрузят над костром. Ящерицей скользнув вдоль вагона, он понёсся вперед, подгоняемый волнами доносящегося от костра запаха горелого мяса...
Его спасло только то, что каннибалы, очевидно, не решились променять имеющийся в наличии ужин на ужин гипотетический...
...Антон бежал пока его организм мог переставлять ноги, правая, левая, правая, левая...
А потом обрыв...
...Антон осознал себя в какой-то момент вновь лежащим на земле и безвольно уткнувшимся носом в рельсы.
Виток спирали завершился. Был ли Антон теперь ближе к исходу на один виток?!
«Странно, – подумал Антон, – никогда раньше не приходили мне в голову столь удивительные мысли. Всегда до этого момента я жил конкретикой: да-нет! кто виноват?.. А тут... попытка построить странный мир на совершенно вздорных предпосылках. Словно всё, что было до этого, имеет хоть какое-нибудь значение.Словно действительность – это не то, что существует в данное мгновение, а некая совокупность обстоятельств, дающая возможность иерархически систематизировать элементы пространственно-временного континуума так, чтобы...
Антон опять потерял сознание. Точнее, оно вновь услужливо покинуло разум, милостиво предоставив ему самому биться в сетях всепобеждающего абсурда...
Конкретика данной реальности. Все ли элементы, ее составляющие, принадлежат ей и только ей? Не может ли так случиться, что ряд элементов, выпадающих из стройной модели мироздания, на самом деле привнесены из реальности иной? Может, пытаясь сосредоточиться на этих элементах и определяя их гармоничное дополнение, мы вызываем к жизни совсем иную реальность. Альтернативную по основным параметрам исходной...
...Мир на границе поля зрения...
...Город...
...Зона...
Антон очнулся. Кажется, он бредил. Или наоборот? Если окружающий мир выглядит абсурдным, может, как раз состояние трезвого восприятия его и является бредом. В то время как уход от реальности на самом деле и приводит к ней. Реально ли это сырое затхлое подземелье? Реальна ли жизнь агонизирующего города над ним? Реален ли он сам?..
– Ну, вот я вас и нашел... – прозвучавшая фраза заставила Антона оторваться от самосозерцания, и рука автоматически скользнула в карман, инстинктивно вцепившись в рукоять револьвера, словно в спасательный круг.
Семь в барабане. И один...
Глава 7.
Из правительственных листовок, разбрасываемых на улицах:
Несмотря на усиливающийся кризис и действия отдельных деструктивных элементов, все жизненно важные процессы в городе находятся под контролем. Так, например, в финансовой сфере благодаря поддержке транснациональной компании «Blооd-cool» удалось даже ввести регулярные выплаты пособий, пенсий и т.д. Правда, нормы выдачи пришлось несколько сократить. На сегодня месячная норма на среднестатистического жителя составляет: хлеба 2 кг, питьевой воды 10 л...
Антон был настолько поражен увиденным, что даже сумел побороть условный рефлекс, выработавшийся у него за последние месяцы: стрелять на неожиданно прозвучавший за спиной голос (тоже ещё... Стрелок выискался!).
Над ним возвышался «надежда нации».
– Я вас искал, – затараторил бывший писатель, несмотря на занимаемое положение в пространстве, пытающийся заглянуть Антону в глаза снизу вверх. – Вы так поспешно покинули нас...
Антон встал и угрюмо зыркнул исподлобья на юлящего писателя:
– Как вы меня нашли?
– Когда утихла стрельба, – зачастил писатель, – я отправился вслед за вами... Потом я встретил Магдалену... А вообще нас когда-то водили на экскурсию в метрополитен... В порядке ознакомления творческой интеллигенции с жизнью народных масс... И еще... я, видите ли, обладаю феноменальной способностью к выживанию... Я вам пригожусь... У меня исключительно чувствительная нервная система... Я чую неприятности во времени и пространстве... А вы человек решительный...
«Я решительный?!» – Антон поразился. Ему как-то не приходило в голову глянуть на себя с этой стороны. Скорее наоборот, он казался себе настолько мягкотелым и инертным, что старался не акцентировать внимание на данных качествах своей натуры.
– Ладно, – буркнул Антон, обрывая лепет своего визави. – Вы не в курсе, говорят, здесь есть какое-то место, где схоронилась наша бывшая правящая элита?
– Как же, как же... В общем, есть такая легенда...
– Не юлите! Вы знаете туда дорогу?
– Если бы я знал, то давно уже был там... Но...
Антон поймал писателя за грудки и подтянул вплотную к себе:
– Ты что, хочешь со мной поиграть в словесные прятки? Интеллектуально развлечься?! Да я тебя разделаю не хуже, чем смогли бы те в вагоне...
– Вы тоже видели? – пролепетал бывший писатель. – Правда, мерзкое зрелище?!
«Ты, слизняк, не лучше, – подумал Антон и разжал руки. – Впрочем, все мы...»
– Ладно, – примирительно буркнул он вслух. – Как вы думаете, мы можем попасть в этот пресловутый Город-бункер.
- О чем я и говорю!!! При моем нюхе и ваших... общих способностях...
Антон и сам не знал, когда у него возникла эта безумная идея. Но внезапно мифический Город-бункер, о котором наверху бродили слухи, воссоединился с ещё более мифической страной на границе поля зрения. Возможно, что их объединяла объективная общность по отношению к наблюдателю: казалось, вот они, обе заповедные территории, только руку протяни, но обе тут же ускользнули из-под пальцев. Как само время...
Из официальных сообщений по радио, сделанных задолго до того, как общественное устройство в стране окончательно взорвалось изнутри.
Отдельные безответственные элементы упорно распространяют слухи, что под линиями метрополитена идёт якобы лихорадочное строительство каких-то мифических лабиринтов.
Некоторые нечистоплотные журналисты заявляют, что располагают какими-то «документами» относительно финансирования некого проекта под смехотворным кодовым названием «Муравейник».
И уж вовсе нелепо свзывать исчезновение журналиста...
Со всей ответственностью заявляем, что это клевета. Никаких документов у них нет и быть не...
Интересно, в какой момент больной осознает, что болен. Ведь до этого он чувствовал себя великолепно... даже уже превратившись в бациллоносителя. Внутри у него неотвратимо разгорался дьявольский костер, а он, словно динозавр с откушенной головой, шёл и шёл вперед, механически окуная кровоточащую обезглавленную шею в водоём в надежде поймать...
...ускользающую реальность?
– Туда бы я не советовал сворачивать, – задыхаясь, прошептал бывший борзописец, с трудом догоняя Антона на очередной развилке.
– Почему? – упрямо набычившись, спросил Антон.
– Там... Я ЧУЮ ... эти… Ну, психи, одним словом...
– А себя вы считаете нормальным? — невольно хмыкнул Антон.
– Это не то... Ну вы же все прекрасно понимаете...
– Ерунда. Если они настоящие психи, нам место именно среди них.
– Как знаете, – смирился экс-писатель. – Но я вас предупредил. И... умываю руки.
– Вы, если хотите, можете со мной не ходить...
– Ну уж нет! Куда вы, туда и я!!! – с жаром воскликнул бывший борзописец, и Антон невольно содрогнулся: неужели это вершина его жизненной карьеры? заиметь такого спутника – покойник Данте от зависти наверняка бы прослезится.
– Тогда нечего тянуть кота за хвост, – Антон повернулся к писателю спиной и решительно зашагал по мрачному ответвлению от основного русла, уводящему в...
«Господи! Может, это всего лишь похмельный сон? Когда он закончится? Когда он начался? – Антон шёл и ощущал, как дробится его сознание. Он мог теперь одновременно...
...удивляться тому, что в переходах не царит абсолютный мрак; и непонятно: то ли это стены покрыты какой-то флюоресцирующей дрянью, то ли это глаза Антона адаптировались настолько...
...слышать надсадное сопение писателя за спиной...
...мучительно стараться разглядеть самого себя: Где он находится на самом деле: в лабиринте метрополитена или всё еще лежит в полупустой комнате...
...видеть толпы людей, припорошенных угольной пылью, в остервенении крушащих все на своем пути...
...чувствовать жар расплавленного пластика, капающего с потолка на обнаженное тело, безвольно распростертое на полу...
... задыхаться от вони горелого мяса...
...слышать хруст костей в длинных ногах манекенщицы, крошащихся под ломиком, неловко зажатым в руках молоденькой учительницы...
...беседовать с трупом повешенного клерка о познаваемости оттенков бытия...
...отрешенно наблюдать, как его собственная кровь струится по трубкам и стекает в огромные резервуары, подобные тем, где обычно хранится бензин...
– Вы слышите?! Они там!!!
Антон, словно утопленник, медленно всплыл на поверхность бытия и с удивлением поглядел на искаженную страхом физиономию бывшего писателя.
– Что? – переспросил он. – Что вы сказали?
Хотя сам уже прекрасно слышал то, что привело в трепет его спутника.
Из-за поворота тоннеля явственно доносился чей-то беззаботный искренний и заливистый... смех. И от этого смеха даже у Антона, отупевшего и эмоционально уже давно полумертвого, невольно по спине побежали мурашки...
22.09.2024 | Категория: Дети Зоны
